Крылатые защитники Севастополя - Страница 42

— С наступлением сумерек вам надлежит вылететь в Крым с бомбовой нагрузкой. Бомбы сбросить в районе Мекензиевых гор, в этом квадрате, — майор указал на карте. — Затем сесть в Казачьей бухте, взять на борт пассажиров с двенадцатой базы и доставить их в Геленджик. Не исключено, что бухта уже может оказаться в руках противника. Кроме вас, полетят еще три самолета — наша «чайка»{18} и два «эмбээра» соседней части. Прошу это иметь в виду.

Когда на поблекшем небосводе угасли последние отсветы летнего заката и Геленджик стали окутывать вечерние сумерки, самолет поднялся в воздух и взял курс на запад. Он нес двенадцать стокилограммовых фугасок, подвешенных под плоскостями. А в кабинах борт–техника, стрелка–радиста и стрелка лежали бомбы поменьше. [111]

До Крыма самолет пилотировал второй летчик старший лейтенант Петр Ковалев, а затем управление взял на себя капитан Малахов. Вот и нужный квадрат. ГСТ лег на боевой курс. Штурман лейтенант Григорий Кисиленко точно послал фугаски в цель. Мелкие бомбы сбрасывали вручную.

Выполнив первую задачу, гидросамолет пошел в Казачью бухту. Там члены экипажа увидели потрясающую картину: последняя пядь крымской земли походила на огнедышащий вулкан. Ближе к морю в ночном небе кружились «чайка» и «эмбээры», по ним и по аэродрому фашисты вели огонь. Внезапно обстрел прекратился.

На аэродроме должны были знать, что прилетят самолеты с Кавказа. Однако принять их, казалось, никто не собирался. Экипажи напряженно искали луч прожектора. Его не было. Что делать? Садиться нельзя, а возвращаться ни с чем — обидно. Ведь это значит оставить на гибель десятки людей.

Что же происходило на аэродроме? Участник этих событий полковник в отставке Вениамин Пустыльник сообщил следующее:

«Случилось так, что тот, которому было поручено принимать прилетевшие самолеты, почему–то не оказался вовремя на месте. А «летающие лодки» долго ждать не имели возможности и в любую минуту могли лечь на обратный курс. Положение создалось критическое.

Старшиной прожектора был храбрый воин Владимир Ошкадер. Он обратился ко мне с настоятельной просьбой разрешить включить прожектор. Я не имел на это права. Но, учитывая обстановку, дал команду: «Луч в зенит!»

Яркий столб света взметнулся в небо. Первым его заметил борттехник ГСТ Александр Воронин и доложил:

— Вижу луч прожектора!

Луч лег светлой полосой на бухту, приглашая на посадку. Первой села «чайка». Ее пилотировал опытный летчик капитан Николай Наумов. Вслед за «чайкой» сел ГСТ. А «эмбээрам» посадку не разрешили из–за большого наката волн, и они улетели без пассажиров.

На борт «чайки» погрузили раненых. Многие из них самостоятельно передвигаться не могли. Пришлось их доставлять к самолету на руках. Те, кто нес раненых, шли по грудь в воде.

Посадка наконец закончилась, и самолеты пошли на взлет. Для экипажа и пассажиров ГСТ путь на Кавказ оказался длинным, трудным и опасным. Уже сам взлет не предвещал [112] успеха. Самолет тяжело и долго скользил по бухте, а на редан{19} не выходил.

Надрывно ревели моторы. Видимо, давала себя знать перегрузка. И только благодаря искусству капитана Малахова удалось все же оторваться от воды и подняться в воздух. Все облегченно вздохнули. Однако никто не знал, что главное испытание было впереди.

Спустя полчаса у левого мотора заклинило поршни, и он вышел из строя. Полет продолжали на одном двигателе. Тяжелая машина быстро теряла высоту. По морю гуляли горбатые волны. Садиться в таких условиях, к тому же ночью, было нельзя. Только благодаря опыту капитана Малахова ГСТ сел на траверзе Феодосии милях в 50 от берега. Стрелок–радист сержант Павел Казаков передал в эфир радиограмму о вынужденной посадке с указанием координат.

Наступили томительные минуты ожидания. А помощь не приходила. К середине дня нагрянула новая, более серьезная опасность. Появились два вражеских самолета ХЕ‑111 и начали бомбить неподвижную лодку. С воем и свистом бомбы падали вблизи «девятки» и, взрываясь, поднимали фонтаны воды.

Экипаж лодки отбивал атаки. Стрелок–радист сержант Павел Казаков и стрелок младший сержант Николай Осиченко бесстрашно вели огонь из турельных установок.

Сбросив все бомбы и не добившись успеха, «хейнкели» снизились и нанесли удар из пулеметов. На смену этой паре пришло звено. Но, ничего не добившись, гитлеровцы улетели.

У самолета были изрешечены плоскости и хвостовое оперение. В днище оказались три пробоины. Через них в лодку фонтаном била вода. Сержант Казаков разорвал свою фланелевку. Кусками обернули патроны и заделали ими пробоину.

Опасность нового налета вражеской авиации оставалась. Надо было подальше отойти от берега. Выход нашли. За лопасти винтов прикрепили стропы парашюта. Получилось подобие паруса. Под воздействием северного ветра лодку относило в сторону Турции.

Уже двое суток черноморцы мужественно переносили лишения, по–братски делили остатки продовольствия.

На третьи сутки на горизонте показались два дымка. Постепенно они приближались, и наконец отчетливо вырисовались [113] корабли, шедшие курсом на гидросамолет. Чьи они? Чего ждать: спасения или гибели?

На всякий случай капитан Малахов отдал приказание:

— Приготовьте личное оружие. Будем сопротивляться до конца…

Вдруг кто–то крикнул:

— Наши! На–а–ши! Ура–а–а!

Много лет спустя бывший военком одного из этих кораблей Н. П. Савощенко писал:

«Быстроходный тральщик «Щит»… выполнял боевое задание в море… Сигнальщик корабля краснофлотец Радченко доложил, что видит какой–то белый предмет на воде. Командир корабля капитан–лейтенант Владимир Гернгрос взял курс на плавающий предмет. Подойдя ближе, мы увидели наш гидросамолет. На его винты был натянут «парус» из парашюта, благодаря ему самолет относило в море.