Бой продолжался более получаса. Враг потерял еще два самолета, а наши без потерь вернулись на свой аэродром.
Как–то Константин Алексеев и Степан Данилко дежурили в воздухе. Вскоре они увидели впереди и ниже себя [87] четыре «Мессершмитта‑109», которые шли этим же курсом парами.
Несмотря на то, что фашистов было вдвое больше, решили атаковать. Немцы явно не догадывались о столь близком соседстве с черноморцами, и надо было использовать фактор внезапности.
Дав сигнал Данилко, Алексеев стремительно атаковал ведомого ближней пары. МЕ‑109 загорелся и камнем упал в море. Затем капитан атаковал ведущего и тоже сбил его.
Соотношение сил изменилось в пользу гвардейца. Оставшаяся пара вражеских истребителей оказывала отчаянное сопротивление. Но через несколько минут Алексееву и Данилко удалось «зажать» ведомого гитлеровца, и тот разделил судьбу первых двух. А четвертый стал удирать. Неожиданно на помощь ему пришла еще пара «мессершмиттов». Втроем они перешли в контратаку. Бой разгорелся с новой силой. Вскоре истребитель Данилко получил сильные повреждения и вышел из боя.
Алексеев остался один против троих.
«Фашисты воспряли духом и начали расправляться со мной, — вспоминал Константин Степанович. — Была повреждена гидросистема самолета, выведен из строя масляный радиатор, буквально содрана обшивка с плоскостей. Машина стала почти не управляемой. Высота упала до ста метров. Прыгать с парашютом было поздно, садиться — некуда, внизу море. Думал, что пришел конец. Но гитлеровцы вдруг прекратили атаки и ушли. То ли они решили, что я все равно обречен, то ли по другой причине, не знаю. Я хотел сесть на воду, но потом решил дотянуть до своего аэродрома. Это мне удалось, хотя с большим трудом. От моего самолета остался каркас, залитый бензином».
В один из октябрьских по–весеннему солнечных дней, на которые не скупится крымская осень, я прибыл в поселок Качу, что недалеко от Севастополя. Давно отгремели залпы на фронтах Великой Отечественной войны, и годы тяжелых испытаний стали уже достоянием истории. Мне хотелось побеседовать с участником обороны Севастополя инженер–подполковником запаса В. П. Иванько.
— Сразу оговорюсь, — смущенно начал Василий Павлович, — я подвигов не совершал, да и не мог по характеру своей работы. Был всего–навсего техником самолета в 6‑м гвардейском полку. Правда, приходилось обеспечивать еще [88] и самолеты 32‑го и 7‑го полков, потому что технического состава у них не хватало. Вы ведь знаете, в каких тяжелых условиях доводилось трудиться. Однако от своих друзей — Михаила Теплых, Анатолия Гужавина, Василия Цыбко — я вроде не отставал. Во всяком случае, инженер полка Федор Макеев, человек очень требовательный, особых претензий ко мне не предъявлял. Он даже дал мне рекомендацию для поступления в партию.
Василий Павлович немного помолчал, видимо, вспоминая минувшее, и продолжал:
— Хотя мы, техники, непосредственно в боях не участвовали, а смерть и нас подстерегала на каждом шагу. Особенно опасна была дальнобойная артиллерия врага. От ее огня погибло немало моих однополчан.
— А вот у вас на руках и на лице видны шрамы. Откуда они? — поинтересовался я.
— Это следы ожогов, память об обороне Севастополя. Ну да все это пустяки по сравнению с тем, что выпало на долю летного состава. Героизм летчиков не знал границ.
Василий Павлович встал, подошел к тумбочке, стоявшей в углу комнаты, достал из нее фотокарточки однополчан, которые он хранит как драгоценные реликвии, и, показывая их мне одну за другой, с гордостью пояснял:
— Это Михаил Авдеев. Командовал первой эскадрильей, а затем и полком. Остался жив. Теперь уже давно генерал. А это — Георгий Иванович Матвеев, участник обороны Одессы и Севастополя, кавалер четырех орденов Красного Знамени. Был большой души человек. Погиб в воздушном бою. А это — Саша Касабьянц, был тогда, пожалуй, самым молодым летчиком в полку. В период обороны Севастополя ему шел всего двадцатый год.
Иванько взял следующую фотокарточку и, передавая ее мне, продолжал:
— Это — Вася Куфтин. О его подвигах неоднократно сообщалось в газетах. Вася остался жив. А это…
Многих летчиков я знал и с интересом слушал подробности о них. Но мне хотелось узнать и о самом собеседнике.
Война застала Иванько на боевом посту. В ночь на 22 июня он находился в дежурном звене на евпаторийском аэродроме. Началась ратная жизнь. Все годы борьбы с гитлеровцами он провел на фронтовых аэродромах. В обороне Севастополя Василию Павловичу выпала честь обеспечивать самолет первого Героя Советского Союза на Черноморском флоте Якова Иванова, а после его гибели другого прославленного летчика, героя первого тарана Евграфа Рыжова. [89]
Только в обороне Севастополя Иванько обеспечил около 350 боевых вылетов. И каждый раз, вернувшись из боя, летчики благодарили техника за его самоотверженный труд.
За безотказную работу самолетов Василий Павлович неоднократно поощрялся. Весной 1942 года его приняли в ряды большевистской партии.
— А откуда же все–таки у вас следы ожогов? — допытывался я.
— Как–то я шел в штаб эскадрильи. В это время началась бомбежка. Пришлось прыгнуть в щель. Когда взрывы смолкли, я вылез из укрытия и увидел, что загорелся ящик с зажигательными бомбами, а рядом находился бомбардировщик пятого гвардейского полка. У него были пробиты бензобаки, из которых вытекал бензин. Пламя быстро распространялось и в любую минуту могло перекинуться на самолет. Я подбежал к горящему ящику и стал тушить огонь. На помощь мне подоспели трое бойцов зенитной батареи, и мы начали растаскивать ящики. В спешке не заметили, как из одного выпала мелкокалиберная бомба. Взрывной волной меня отбросило метров на десять. Очнулся от нестерпимой боли: на мне горела одежда. Я хотел позвать на помощь зенитчиков, но увидел, что их раскидало в разные стороны, одного контузило, второго ранило в голову, а третьему вывернуло ногу. Одежда на них тоже горела. С большим трудом я сбросил с себя горящий китель и поспешил на помощь товарищам. К счастью, в это время подошла санитарная машина и подобрала нас. Она приходила за летчиком Сашей Касабьянцем, фотокарточку которого я вам сейчас показывал. Саша был ранен в воздушном бою в ногу, при посадке на усеянный воронками аэродром его самолет сделал полный капот и загорелся. Но тут подбежали техники и спасли летчика.